И малое станет большим, и большое – малым - Дана Гельдэ

Помню, как на квартиру молодым учителям, возмущаясь про себя, я носила пирожки, сметану, блины, мама волновалась, чтобы девушки не голодали. Ей хотелось, чтобы они чувствовали себя как дома, жила их проблемами, опекая, будто, она их всеобщая мать. Этот коллектив она взращивала, отбирая из приезжавших на практику студентов лучших, делая их ведущими педагогами сначала школы, потом – района, а может и области.

То, что тогда я обижалась на нехватку ее любви для меня, позже поняла и объясняла себе тем, что работая вот так, на износ, контролируя все процессы во вверенных ей организациях, школе и интернате, она «выгорала» как психологически, так и эмоционально и ее сил уже не хватало на нас. Не могла моя мама работать наполовину.

Я стала такой же, как она… Пропадала на работе, иногда уходила со школы домой в час ночи, ругала себя, но не могла поступать по-другому. Моя подруга в шутку говорила: «генки» пальцами не раздавишь!» Однако, в отличии от нее, я всегда помнила, что на первом плане у меня – родные дети, я старалась дарить им свою любовь и ласку.

Вспоминая, анализируя события своей жизни, стала находить причины неурядиц и проблем в нашей семье, которые начались на шестой год нашего брака. С одной стороны они связаны с Тамарой, «рупором правды», источником и хранителем всей тайной информации села, с другой стороны – с переменами в стране.

Наше поколение оказалось «между молотом и наковальней» в перестроечные годы. Те, кто на тот момент был старше нас хотя бы на пять лет, то уже имел какой-то статус, успел что-то сделать для себя. Мы… успели только закончить свои ВУЗы и… все стало меняться и рушиться.

Прежде было ясно: останешься в селе – разведешь скотину – купишь машину, или отработаешь по распределению – поедешь в город – устроишься там на работу – поживешь в общежитие – получишь квартиру. Сейчас эти схемы сгорели от синего пламени перестройки. Никто не понимал что нужно делать. В воздухе крутились вопросы: «Как выжить без денег, которые не выплачивали? За какое дело хвататься, чтобы не прогадать?» Самые ушлые уходили в криминал, который набирал силу, а потом организовал бизнес, смелые сразу шли в бизнес, который еще только рождался ими, растерянные оставались на своих местах, где оказались по распределению, неуверенные, сомневаясь в себе, в переменах к лучшему, заглушали страх алкоголем, наркотиками. Деревни не могли сбыть свою продукцию, заводы и фабрики тоже, они останавливались, потому что теряли партнеров, производственные связи были разрезаны новыми, появившимися после развала Союза, границами. Царил всеобщий крах, потому как те, кто все эти перемены затеял, не обладал ни умом, ни дальновидностью, ни пониманием действительности. Страна, как «летучий голландец», потерявший управление, летела в неизвестность, и мы с тревогой ждали своей участи.

В эти жуткие годы, доносившиеся из кабинета музыки, звуки веселили нас. Когда общество старалось забыть о своем социалистическом прошлом и начинало строить капитализм, из этого кабинета были слышны детские голоса, поющие под Томкин аккордеон: «По долинам и по взгорьям…", «Смело мы в бой пойдем за власть Советов…» Проходя мимо этого абсурда, мы с коллегами смеялись: «Тамара, как Ленин в Разливе, готовится совершить с детьми революцию, будет идти на Кремль впереди колонны с аккордеоном». Увлекшись местными интригами, у нее не хватило ни времени, ни ума, чтобы заметить, что поменялась страна, формация, образование, учебники, программы.

Как обычно, в конце четверти в учительской мы с коллегами работали над отчетом. Для нас, с приходом нового времени, ничего не изменилось, бумаг не убавилось. Тома сидела без дела. Думая, что нам стало скучно, она решила развлечь нас новостями о своей одинокой соседке, любовником которой, по ее версии, был муж одной нашей учительницы. Мы терпеливо молчали, раздраженно ждали, когда она закончит. Словоохотливая коллега уже переходила к следующему рассказу со словами: «Да, что там говорить, когда у нее были такие родители…» Ее рассказ переходил в другое время, к другим людям, и теперь она уже рассказывала об интимной жизни родителей бедной женщины. Наивно полагая, что на этом она остановится, мы крупно ошиблись. Истории этой рассказчицы не иссякали и плавно переходили к бабушкам и дедушкам соседки.

Я не выдержала первой и резко сказала ей: «Избавьте нас, пожалуйста, от всех этих подробностей, мы даже не знаем этих людей. Вот уже полчаса искренне удивляюсь тому, что в вашей голове хранится весь этот бред. Откуда Вы это все знаете о них? Рассказываете так, будто жили с этими людьми в одной семье». «Мне моя мама рассказывала. Все это правда! У меня нет привычки врать!» – раздраженно взвизгнула она, невольно оправдываясь. «Для меня это тем более странно, потому что, в моей семье если говорилось об односельчанах, то говорилось только самое лучшее: „У этого человека хорошие, умные дети“; „У этой женщины золотые руки“; „Эти люди сделали замечательный ремонт“, „Какой у них прекрасный сад, огород!“ и т. д. Поэтому для меня мои односельчане, самые замечательные и лучшие люди в мире!» – выпалила я. Пристыженная моими словами, она вылетела из кабинета, но через несколько минут вернулась. За несколько лет жизни и работы бок о бок с таким человеком, не умея ругаться, я научилась не ставить себя в проигрышное положение. С ехидной ухмылкой, игнорируя молчанием ее словесный поток, я вызывала у нее еще большее раздражение.

У Тамары многим следовало бы поучиться. Без образования, без понимания, без принципов она упорно шла к своей цели. В любом деле важен результат, у Тамары он был. В середине 90-х годов она стала социальным педагогом. Это случилось потому, что настоящего специалиста в селе не было, а пионервожатых уже не должно быть. По принципу: «На безрыбье и рак рыба», ее поставили на эту должность и наша родственница стала активно заниматься тем, о чем не имела никакого представления.

Первое, что ей доверили, это распределение талонов на бесплатную школьную форму, их она выдала детям из тех многодетных, неблагополучных семей, где родители пили и нигде не работали. В головах этих детей закреплялась установка, что можно прожить, как их родители, легко и непринужденно, нигде не работая, достаточно только периодически вызывать к себе жалость таких тётенек, как Тома. Жизнь не стоит на месте, потом я видела, этому подтверждение: молодая поросль строила уже свои семьи по образу и подобию, по шаблону, доставшемуся им от их родителей. После этих примеров начинаешь понимать, насколько все это работало в твою пользу, и в душе радуешься тому, что тогда никто не испортил твоих детей своей жалостью.

Однажды, благодаря известному ток-шоу, на всю страну прозвучала история пятнадцатилетней девочки из этого села, родившей ребенка от двадцатилетнего парня – тракториста. Вызвала она разную реакцию у зрителей от жалости и сочувствия до негодования и стыда. В редакцию о девочке сообщила мама того молодого человека, которая сомневалась в его отцовстве и пришла выяснить этот вопрос. Она требовала от редакции сделать анализ ДНК малыша, ей хотела узнать, наконец-то, чей это ребенок на самом деле. Со слов женщины, в 15 лет у этой молодой мамочки был не один роман с сельскими парнями. Будущая свекровь с пеной у рта поносила девочку, та огрызалась по-взрослому. Журналист метался по студии с микрофоном между орущими и дерущимися персонажами. Молодой папаша разговаривал перед микрофоном соответственно своему диагнозу, из-за которого он не учился в обычной школе. «Хлеба и зрелищ!» – требовали зрители, второе было настолько грязным и ужасным, что кроме тошноты ничего не вызывало.

Приглашенные депутаты и юристы защищали девочку от злой тетки, заступавшейся за своего сына, тому грозила статья Уголовного кодекса… Никто из них не задал ни одного вопроса ее матери: Почему пятнадцатилетняя девочка живет не дома, а у разных парней? Куда она смотрела? Почему эта женщина не знала, чем занимается несовершеннолетняя дочь?

Передача заставила меня задуматься и удивиться тому, как за двадцать с лишним лет изменилась наша страна, люди, ценности. В моей памяти хранилась совершенно другая история пятнадцатилетней девочки.

Моя одноклассница Таня Шмыкова, в 15 лет за один день прославилась на весь Советский Союз. Она работала во время летних каникул на уборке урожая помощницей комбайнера со своим отцом, «Заслуженным механизатором РСФСР». Корреспондент газеты «Правда» узнал о девочке-штурвальной и приехал из Москвы в это далекое уральское село. Он написал о ней статью, которая была размещена на первой странице газеты, благодаря которой вся страна узнала о Тане и на следующий день девочка стала героем. Штурвальная Шмыкова Таня мешками получала письма от взрослых и детей из разных уголков необъятной Родины, он доходили просто: «Оренбургская область, совхоз „Красный Чабан“, Шмыковой Тане». Эти письма она приносила в класс и читала нам вслух эти теплые послания, в которых незнакомые люди хвалили девочку за труд и выражали ей свое восхищение.